Нам больше не надо демонстрировать с помощью одежды принадлежность к своему «племени» – вместо этого мы попали в «супермаркет образов», где каждый может выбирать свой стиль по собственному вкусу. Как это влияет на моду и как теперь пытаются заинтересовать нас дизайнеры — в колонке «In The Aesthetic Blender» для издания Business of Fashion (автор — Осман Ахмед), а мы предлагаем вам ее перевод.
Там, где есть молодежь, есть мода. Весь прошлый век модный маятник колебался от юношеского наивного оптимизма до подросткового бунта. В послевоенные 50-е были одетые в нуар экзистенциалисты и мальчики-тедди. Свингующие 60-е отметились мини-юбками и модами. Протестующие 70-е искрились пайетками глэм-рока и панковской кожей. В 80-е были флюоресцентные леггинсы и клубные малолетки. 90-е достигли пика логомании только для того, чтобы ответить антиконформистским гранжем. И затем первое десятилетие 21-го века поместило все это в блендер и смешало с цифровой волной.
Сегодня мы живем в реальности, которую теоретик культуры Тед Полхем назвал «Супермаркет образов», где каждый мир и каждая эпоха, о которой вы мечтали, предлагаются как упаковки с консервированным супом на полке супермаркета. «Сегодня вечером вы можете попробовать «Сливки 70-х», затем переключиться на «Chunky Heavy Metal», – писал Полхем. – Или, наоборот, вы можете попробовать и смешать свой фирменный гаспаччо, соединив в одной кастрюльке, скажем, хипповский платок-бандану, пару скинхедовских мартенсов, леопардовое коктейльное платье из 50-х, панковский гребень и тушь родом из свингующего Лондона. Встряхиваете это все хорошенечко – и пожалуйста, у вас есть свое собственное произведение из культурных достижений последних 50 лет».
Если раньше от нас требовалось демонстрировать сильную долгосрочную приверженность к своему «племени», сегодня мы живём в более подвижном и фрагментарном мире, где молодые люди могут комбинировать фрагменты стилистической идентичности, как захотят.
Итак, как выглядит Поколение Next? Ответ, конечно, в том, что нет никакого общего образа. По крайней мере, они точно не все в брендовых спортивных костюмах и не в платьях с кардашьяновскими вырезами.
«Нынешнее поколение рождено в то время, когда все фрагментировано, и у него тоже нет доминирующей эстетики», — говорит Лулу Кеннеди, основатель некоммерческого фэшн-инкубатора Fashion East, который вырастил дизайнеров, включая Симон Роша, Джонатана Сондерса, Роксанду Илинчич и Крейг Грин. «Это пост-правда и пост-уродство».
На третьем этаже лондонского универмага Selfridges, в блестящих дизайнерских галереях, байер женской одежды Рут Хикман показывает молодые лейблы, которые предпочитает сегодняшняя молодежь. «Это в основном то, что носила Белла Хадид», — говорит она. Ее Millennial edit — это корнер с большим вниманием к быстрорастущим рекламным брендам, таким как Yeezy, Vetements, Off-White, Palm Angels, Unravel и Heron Preston.
Сейчас мы живем в более зыбком и фрагментированном мире, где молодые люди могут по своему вкусу собирать стилистическую идентичность.
«Когда вы покупаете Гошу [Рубчинского] и Off White, это способ присоединиться к сообществу единомышленников, которые любят одну и ту же музыку, тусуются в одних и тех же местах и смотрят одни и те же фильмы», — утверждает Ставрос Карелис, владелец магазина Machine-A, бутика в лондонском Сохо, известного своей направленностью на молодежную культуру. Его магазин находится в двух шагах от скейтерских брендов Palace и Supreme, а также в нескольких минутах ходьбы от Comme des Garçons и модного торгового центра Dover Street Market (он говорит, что в субботу его клиенты часто проходят по маршруту между этими четырьмя точками). «Сексуальность, пол или даже география не принципиальны — они могут быть в любой точке мира. Когда я был моложе, мы носили вещи, чтобы принадлежать к очень маленькому сообществу, но теперь оно намного больше».
Разумеется, в основе таких уличных брендов, как Гоша Рубчинский, лежит чувство общности. Но есть еще и игра. Для Vetements Демны Гвасалия, использование логотипа DHL или мерча «Титаника» отражает социальную иронию, что-то сродни интернет-мемам. Фактически, можно даже сказать, что Vetements – это кликбейт.
«Дизайнеры знают, что, если люди потребляют свою одежду в основном на маленьком экране, то вам нужно что-то, что позволит зацепить их и заставит людей реагировать, – говорит доктор Валери Стил, директор по истории моды и музея Технологического института моды. – Это большие логотипы, яркие цвета и узоры; это то, что вы видите спереди, есть определенный эффект сглаживания того, что вы там выставляете, потому что вы знаете, что важно видеть его на этом маленьком карманном экране».
Возвращаемся в Selfridges, где на противоположной стороне зала с люксовой уличной одеждой висят такие такие лейблы как Art School, Area NYC, Dilara Findikoglu и Matty Bovan. «Их клиент очень сильно отличается — на самом деле многие ближневосточные клиенты падки на избыточный декор», — объясняет Хикман. Многие из этих лейблов используют странновато-фантастическую эстетику и гендерно нейтральные цвета, у них сложно с нарративом, и они эскапистские по духу. Чарльз Джеффри, Майкл Хэлперн, Молли Годдард и Palomo Spain тоже поддерживают это течение. Где-то посередине в эстетическом смысле есть несколько ярлыков, таких как Y / Project, Ambush, Vaquera, Rottingdean Bazaar, Grace Wales Bonner, Martine Roseand Marine Serre.
«Есть индивидуалисты, специалисты, иногда даже сепаратисты», — говорит Сара Мауэр, старший фэшн-критик Vogue Runway и амбассадор Британского совета моды молодых талантов. Мауэр очень нравится говорить, что они «получили самые худшие стартовые условия в экономическом смысле … Это самое вовлеченное в политику молодое поколение из всех, которые мы видели в последние десятилетия, с большой осознанностью, гневом и отчаяньем относительно того, в каком состоянии находится мир, и понятным разочарованием в корпоративной системе, которая перестала предлагать возможности, маячившие перед ними, когда они только поступали в свои дорогостоящие университеты. Впервые с начала 80-х годов молодые дизайнеры вкладывают в свою работу явные смыслы и сообщения».
Грейс Уэльс Боннер, получившая премию LVMH в 2016 году, исследует изменение представлений о черной мужественности. Уэльс Боннер известна своей исследовательской работой, в которой основное внимание уделяется альтернативам гиперагрессивных и сексуальных образов чернокожих мужчин в популярных СМИ, где их часто изображают преступниками, беспощадными животными или показными нуворишами. Ее опыт английского и ямайского наследия, несомненно, повлиял на ее взгляд на мир — есть слияние таких символик как африканские ракушки-каури и европейский пошив одежды, или орнамент с рифами Индийского океана в сочетании с южно-лондонским рэгги и фотографией Малика Сидибе. «Это в том числе и про гибкости или подвижность представлений о том, какими должны быть вещи, — отмечает она. – Есть смесь серьезности и игривости, которые должны соединиться вместе. Это интеллектуальное любопытство, но здесь есть и фантазия».
Когда 25-летняя Марин Серр с отличием окончила La Cambre-Mode в Брюсселе в июне 2016 года, ее выпускная коллекция Radical Call for Love — ответ на недавние террористические атаки в Париже и Брюсселе, сочетающие платья в арабской стилистике XIX века с элементами спортивной одежды 1990-х и 2000-х годов – была встречена признанием критиков и принесла впоследствии премию LVMH 2017 года. В коллекции исламский полумесяц используется как альтернативный вариант логотипа спортивной одежды, а сама коллекция исследует связи, которые, по мнению дизайнера, очевидны в современной Бельгии и Франции, но не отмечаются в моде. «Мой способ борьбы с [террористическими атаками] состоял в том, чтобы погрузиться в это кажущееся напряжение между до-модерновым арабским костюмом и современной спортивной одеждой в моем районе в Брюсселе», — объясняет она.
В то время как Серр работала в студии Balenciaga и выпускает тщательно сделанные вещи, многие из современных молодых дизайнеров не стесняются того, что их вещи выглядели как что-то самодельное, DIY — и это привлекает людей с такими же взглядами. «Предыдущее поколение, похоже, относится к понятиям красоты и совершенства совсем иначе, чем наше, — пишут четыре дизайнера из нью-йоркской Vaquera (коллектив состоит из 27-летних Патрика Ди Каприо и Брина Таубензее, а также 23-летних Клэр Салли и Дэвида Мозеса). – Наше поколение больше заинтересовано в нарушении границ».
«Я думаю, что изображения идеальных пластиковых людей и быстрая недорогая одежда создали массовый гомогенизированный тренд, который свою очередь заставляет людей сопротивляться, быть независимыми и креативными», — добавляет Молли Годдард, финалист премии LVMH, наиболее известная своими цветными платьями из тюля.
«Уродливые вещи цепляют меня, — говорит Гленн Мартенс из Y/Project. Мартенс — один из многих дизайнеров, которые выросли, боготворя Джона Гальяно. Его самый любимый показ – диоровская Madame Butterfly Весна/лето 2007. Это чувство театральности можно ощутить в его чрезвычайно драматических пропорциях и напряженности между грандиозным богатством и кодами улицы. «Иногда просто требуется новый угол зрения, чтобы увидеть в вещах эту скрытую красоту. Это состояние ума. Мне безумно интересно пытаться раскрыть причину, почему та или иная вещь кажется мне уродливой. Как только мне удается ухватить специфику этого уродства, я пытаюсь изменить фокус».
Многие молодые дизайнеры называют Джона Гальяно своим кумиром. «Что касается общих ориентиров, я вижу много идолопоклонства перед Джоном Гальяно, Александром Маккуином, Вивьен Вествуд и Медхэмом Кирхгофом», — отмечает Мауэр. В конце 90-х и 2000-х годов Гальяно стал первым со времен Чарльза Фридриха Уорта английским кутюрье, завоевавшим Париж. Он и его поколение – Александр Маккуин, Жан Поль Готье, Джанни Версаче, Том Форд, Карл Лагерфельд и Вивьен Вествуд – организовали показы, которые были одновременно драматическими и фантастическими. Нулевые были названы «декадой Диора» из-за монументальных показов мод в Christian Dior и глянцевых кампаний, снятых Ником Найтом, которые в мире до соцсетей порвали все таблоиды. Для молодого поколения эти дизайнеры – постоянный источник вдохновения, и после самоубийства Маккуина и социальной «гибели» Гальяно в 2011 году новая эра минимализма в духе Céline вызывает протест.
Лейбл Loverboy Чарльза Джеффри, пожалуй, самый очевидный наследник Гальяно, но его фантазии прочно помещены в цифровой контекст и желание вернуться к радости одевания. Джеффри следует богатой традиции британских дизайнеров, которые предпочитают коллекции, основанные на повествовании, с чувством хаоса и контроля. Мантра для его последней коллекции – «прошлое — это чужая страна, и все приветствуются». Исторические стили у него сочетались с волнующим повествованием, а в шоу участвовали танцоры и гигантские розовые картонные скульптуры. «У нас есть мгновенный доступ к такому огромному количеству контента, что, мне кажется, это само по себе приводит к способу, которым мы объединяем вселенную Loverboy, где референсы из истории искусства живут вместе со странными вещами, которые мы нашли на Facebook», — объясняет он, указывая, что его лейбл начался как клубная ночь в Далстоне и всегда будет базироваться на андеграунде. «Я — ребенок поколения MySpace. Я понимаю интернет как средство выражения себя, хотя и при помощи «создания представления» о себе — хорошо это или плохо».
«Я думаю, что мода сделала полный цикл, и люди тоскуют по чему-то, что привлечет их и пробудит их воображение», — говорит Иден Лоуэт, участник дизайнерского дуэта в Художественной школе. Как и Джеффри, Лоуэт и его партнер Том Барратт видят свою марку как дизайнерский коллектив, а не индивидуальную точку зрения.
«С такими дизайнерами, как Чарльз Джеффри из Художественной школы, это не столько общий взгляд, сколько сборник несвязанных идей, спонтанно объединенных вместе движением друзей», — говорит Мауэр. «Тем не менее, в Великобритании, по крайней мере, любят все красочное и вызывающее, что само по себе неплохо – в трудные времена люди парадоксальным образом более склонны покупать вещи, которые их вдохновят».
На шоу Art School во время Лондонской недели мужской моды в июне весь лайн-ап составляли друзья дизайнеров – люди неопределенного пола в усыпанных стразами штанах и платьях с косыми вырезами – пол был неважен, и во всем этом было сильно заметно влияние славных дней Гальяно и эксцентричных персонажей вроде Изабеллы Блоу и Квентина Криспа. У Лоуэта есть четкое объяснение, почему он и его партнер так тянутся к драме: «Мне кажется, людям скучно видеть одно и то же шоу в шатре с именем во всю спину».
Во всем этом чувствуется дух эскапизма, и нет ничего удивительного в том, что молодые и креативные пытаются как-то отвлечься от окружающего мира. Яркие цветные комбинезоны Майкла Хэлперна — великолепное возвращение к временам Studio 54, сила шика и блеска как противоядие от сложной политической ситуации, как это было во времена Зигги Стардаста. «Идея эскапизма по-прежнему очень важна для меня, особенно в том, что происходит в мире и в моей родной стране, в Соединенных Штатах, — говорит Майкл. — То, что происходит с Трампом и его администрацией, вообще вне моего понимания. Мне кажется, сейчас доля гламура нужна людям больше чем когда-либо».
Ностальгия – это сейчас главная движущая сила для молодых дизайнеров. В квир-клубах, где обычно собираются тусовки творческой молодежи и где периодически складывается какие-то совместные проекты, часто играет поп-музыка нулевых или даже r’n’b и хип-хоп из 90-х. В инстаграме это, например, @popculturediedin2009, проект героев таблоидов вроде Пэрис, Николь и Линдси, и @unforgettable_runway, галерея самых ярких показов 90-х годов, которые беумно нравятся молодым модникам.
Теперь, когда основные дома моды переосмысливают контрафакт, «вдохновленный» их собственным дизайном, кажется, круг замкнулся. К Габриэлю Хелду, нью-йоркскому стилисту и продавцу винтажной одежды, часто приходят сотрудников Versace, которые хотят увидеть его коллекцию, и он говорит, что чаще всего они спрашивают вещи с логотипами вроде диоровских красно-желто-зеленые полосатых растаманских бикини, которые купила Ким Кардашьян.
В колледже студентов отделений моды часто предостерегают от использования «вторичных исследований», но весь огромный объем информации, которая нас сейчас окружает, трудно игнорировать. Результатом становится эстетика, переполненная аллюзиями и отсылками. «Молодые люди сейчас очень образованны, никогда раньше у нас не было такого доступа к изображениям и знаниям, поэтому люди используют историю костюма по полной, — говорит 20-летний Вехас Крушевский из Торонто. — Я думаю, что сейчас время, когда я вырос, проникает в сегодняшний день, и все это расслаивается, а скорость и оборот культурного производства растут по экспоненте». Он говорит, что на эстетику его работ очень влияет поток информации. «Что бы я ни взял, я пытаюсь превратить это во что-то новое».
Сейчас довольно много молодых дизайнеров, интересующихся искусством кроя и шитья, что сегодня может показаться редкостью. Кико Костадинов, потрясающий дизайнер мужской одежды и одновременно креативный директор в Макинтоше, работает с кубистскими орнаментами и традиционной униформой. «Каким-то образом мою работу определяет именно то, что мне не нравится в эстетике моего поколения, — объясняет он. –Сейчас нам действительно не хватает понимания и уважения к одежде, и я надеюсь, что моя работа будет говорить сама за себя».
Мартин Роуз, лондонский дизайнер, соединила воланы с костюмами с квадратными плечами и для одноименного лейбла, и как консультант команды дизайнеров Balenciaga. «Это то, что мне интересно изучать», — говорит она о пошиве. «Я чувствовала себя достаточно храброй, чтобы взяться за это, и достаточно зрелой, чтобы справиться». Но, что характерно, ключом к ее успеху, стало то, что к ее костюмам-двойкам добавлен ироничный брендинг — например, знакомый логотип MTV становится логотипом «Martine TV». И если говорить о том, куда движутся личные бренды, этот совершенно точно движется уверенно.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях и читайте Make Your Style, где удобнее: в Telegram, Facebook, Вконтакте и Instagram.
Заглавное фото — Wales Bonner / LVMH Prize