Консервативная одежда чаще всего ассоциируется с религиозными нормами и ограничениями, поэтому современный тренд на скромные и закрытые вещи — особенно удивителен: женщины, которые сегодня заматывают себя в длинные мешковатые вещи, чаще всего нерелигиозны, придерживаются широких взглядов и тщательно оберегают себя от любых посягательств на свободу выбора, как относительно одежды, так и всего остального. Автор New York Times Наоми Фрай рассуждает, почему скромная одежда стала модной и что за этим стоит, а мы предлагаем вам пересказ этого текста.
Платье “Секвойя” Нью-Йоркской независимой модной марки Creatures of Comfort не из тех, что можно назвать “секси”. Мышиного цвета, длиной до лодыжек, с высоким горлом и объемным рукавом за кажущуюся невинной сумму в $450, оно вызвало целую бурю негодования, когда писатель и редактор Дори Шафрир опубликовала скриншот в своем твиттере с комментарием “Благослови господь ту, что достаточно красива, стройна и богата для этого платья”.
Пост мгновенно вызвал волну издевательски-шутливых комментариев от женщин: “Добавлю это в свой благочестивый шоппинг-лист!”; “Это платье для вечеринки! Вечеринки миссионеров”. Принимая во внимание сегодняшнюю новостную повестку, часто полную действительно страшных новостей, случай с “Секвойей” сложно назвать запоминающимся. Однако он затронул любопытный феномен: заметный поворот модной индустрии в сторону (почти агрессивно) не-провоцирующей одежды и сложные чувства женщин по этому поводу.
Если судить по твиту Шафрир — и тому, что произошло после — многие женщины скептически относятся к широко распространенной в последнее время моде на скромную и все-прикрывающую одежду. По мнению большинства женщин, только те, кому повезло быть богатой и худой, могут позволить себе носить платье, которое в лучшем случае вызывает ассоциации с унылой девственницей, а в худшем — воспевает патриархальный гнет, платье, которое своим мешкообразным силуэтом напоминает что-то между домотканой сорочкой конца 19 века и нарядом бродяги.
В то же время, этот образ не просто остается в моде, но и процветает. Прошлой весной Ванесса Фридман, главный редактор моды New York Times назвала “скромную моду” определяющим трендом 2010-х, а такие бренды как Céline c их обволакивающей, коконоподобной одеждой; Erdem c викторианскими платьями с длинными рукавами и глухими воротничками и Vetements с почти комично безразмерными нарядами усиленно продвигали этот образ. Как утверждает Фридман, в сложные, переменчивые эпохи — и особенно это актуально для женщин — скрадывающая фигуру одежда служит своего рода защитой, а также своего рода ответом на реалити-шоу-ТВ-культуру, выставляющую личную жизнь и интимные части тела на потребу публике. Когда мы уже видели все — от знаменитой груди Эмили Ратажковски до монументального зада Ким Кардашьян — радикальным жестом может стать только мешковатый комбинезон или миди-юбка благородной длины.
Этот образ можно видеть не только на подиумах. Мы встречаем его в экранизации антиутопии Маргарет Этвуд “Рассказ служанки”, где длинные красные платья и строгие белые чепцы, которые носят порабощенные женщины, служат как символ угнетения, но в то же время представляются неожиданно и однозначно модными. (В самом деле, молодая американская марка Vaquera в начале этого лета выпустила специальную коллекцию, вдохновленную костюмами из этого фильма). Мы видим его в недавнем фильме “Ингрид едет на Запад”, где современный калифорнийский стиль воплощается Инстаграм-звездой Тейлор Слоан (Элизабет Олсен) с ее скрадывающими фигуру льняными рубашками и хиппи-юбками. Он в недавних нарядах Соланж (пуховое пальто Thom Browne, которое певица надела на Met Gala 2017, или водолазка с длинным рукавом и клетчатые брюки с высоким поясом, в которых она выступала на фестивале Гластонбери в этом году).
“Скромная мода” может показаться “ложной скромностью”: нужно быть довольно стильной и хорошо выглядеть, чтобы решиться на подобное “пренебрежение собственной внешностью”. (Этот стиль пользуется особенной популярностью среди женщин 20-30 лет — тем самым бросая вызов расхожему мнению, что тело нужно демонстрировать, прежде чем на нем проявятся последствия беременностей или менопаузы). Иногда это может выглядеть как элитарный способ социокультурного самопозиционирования: закрытая одежда демонстрирует, что ты позиционируешь себя как часть особого сообщества, члены которого одеваются не для других женщин, а для особенной подгруппы других женщин — тех, кто “понимает”, достаточно изысканных, чтобы отдавать себе отчет в том, что отклонение от конвенциональных стандартов красоты — это тоже своего рода концептуальная, “более лучшая” мода.
Кроме этого, такой стиль — это что-то вроде вызова. Мы можем спросить себя: что происходит, когда женщины начинают одеваться в одежду, которая в меньшей степени “льстит фигуре”? Почему они это делают? И почему одежда, которая раньше ассоциировалась с женским угнетением, сегодня служит борьбе за равноправие?
Исторически консервативная одежда чаще всего ассоциируется с религиозными нормами, что делает современную, трендовую версию феномена особенно удивительной — учитывая, что женщины, которые сегодня заматывают себя в длинные мешковатые вещи, чаще всего нерелигиозны, придерживаются широких взглядов и тщательно оберегают себя от любых посягательств на свободу выбора, как относительно одежды, так и всего остального. Ортодоксальные евреи соблюдают “цниют” (буквально “скромность” на иврите), согласно которому тело женщины (и ее волосы тоже, если она замужем) — должны быть полностью закрыты. Мусульманские женщины часто носят в публичных местах вариант хиджаба и свободную, скрадывающую фигуру одежду. Женщины в традиционных христианских сообществах — от амишей до меннонитов — носят длинные платья и иногда какой-нибудь вариант головного убора. Но вне зависимости от того, считается ли религия маркером устаревшего патриархального строя или это выбор, который делает религиозная женщина, очевидно, что такая одежда была до недавнего времени очень далека от того, что современная, не связанная с религией женщина хотела бы носить.
Это противоречие лучше всего воплощено в истории лайфстайл-магазина Kinfolk — издание, которое питает всю хипстерскую дизайнерски-модную эстетику, набрало популярность в самых либеральных американских кругах, но берет свое начало от основателей, воспитанных в традициях мормонов. Скромный, “домотканый” дух, который обычно ассоциируется с традиционными закрытыми религиозными сообществами, был импортирован — как и тренд на закрытую одежду — в область, которая с готовностью приняла эти “скрепы” — и где ручная работа, все натуральное и рустикальное подается как “целительное средство” от помешательства позднекапиталистической жизни.
Если побеседовать с некоторыми нерелигиозными женщинами, которые носят “скромное”, удается прояснить качества и функции этого стиля, а также некоторую присущую ему амбивалентность. 32-летняя Ханна Хоффман, которая владеет собственной галереей в Лос-Анджелесе, говорит, что предпочитает обволакивающие, окутывающие фигуру вещи, в основном от Céline. Важно быть мобильной и подвижной, говорит Хоффман, а на низких каблуках и в широких брюках она легко может как потянуться за картиной, так и провести клиентов по галерее — но корни ее выбора лежат глубже.
“Каждый, кто связан с коммерческой стороной мира искусства, продает желание — как обладания тем или иным объектом, так и связанного с ним переживания, — говорит она, — поэтому и ты сам должен выдерживать определенную планку, чтобы ни в коем случае не подать объект неверно, не ослабить впечатления о нем и ввести тем самым клиентов в заблуждение”. Как молодая женщина, управляющая своим собственным бизнесом, это та самая планка, которую Хоффман не хочет уронить, поэтому, по ее словам, конвенциональному женственному образу она предпочитает “вдумчивую интеллектуальность” и транслирует это через свою одежду. Комментируя подчеркивающие фигуру силуэты, преобладающие среди девушек-ассистенток в арт-галереях в середине двухтысячных, в то время, когда Хоффман начинала свою карьеру, она отмечает, что определенный тип мужчин-владельцев галерей часто воспринимал ее исключительно как “молодую сексуальную женщину” и это не то, что тебе бы хотелось. При этом, иногда она задается вопросом, почему именно она должна охранять границы уместности: если ты надела короткую юбку и коллекционер решил приударить за тобой, почему это твоя вина?
Есть что-то удручающее в том, что женщина постоянно должна задавать себе этот вопрос — после как минимум трех поколений феминисток, борющихся за права женщин на самоопределение, на право распоряжаться своим телом, и в конце концов, на право выбирать одежду. Неужели мы до сих пор не осознали, что женщина не только не должна быть ответственна за то, как мужчина интерпретирует тот или иной посыл, но более того, женщины имеют право на свои тела и сексуальность и на то, чтобы свободно показывать их, а не охранять. (Действительно, недавнее направление в моде — в сторону боди позитива и принятия — пропагандирует демонстрацию тела в любом размере, а не попытки его замаскировать).
Точка зрения Хоффман знакома и понятна: женщина часто вынуждена иметь дело с ожиданиями других по поводу нее. По словам Тави Гэвинсон, 21-летней актрисы, писательницы и редактора, относительная скромность — или недостаток таковой — в ее собственной одежде отражает нечто большее, чем ее собственные индивидуальные предпочтения. Если она идет на пробы, она не одевается в то, что она сама называет образом “старомодного искусствоведа”. “Я бы надела что-то, в чем моя фигура выглядит хорошо, потому что люди глупы и чаще всего, когда они говорят “мы хотим, чтобы она пришла еще раз”, они на самом деле имеют в виду “надень что-то конвенционально привлекательное”. При этом в издательском мире, где Гэвинсон хочет выглядеть более серьезно, как мыслитель, а не как красотка, мешковато-старомодный образ помогает ей выглядеть, как она говорит “как если бы я вдруг превратилась из инженю во взрослую женщину”. Формула таким образом отражена зеркально, но этот вариант все равно не выглядит освобождающим.
Потребность выглядеть так, чтобы на тебя смотрели, часто смешивается с осознанным желанием этого. Я всегда думала, что одна из причин, по которым книга “Маленький дом в прериях” до сих пор остается популярной среди девочек-подростков, спустя много десятилетий после первой публикации, это то, что там представлены трудности перехода девочки в женщину при непосредственном участии метров ситца, шерсти и муслина. В мои десять, в предвкушении и ужасе перед перспективами собственного пубертата, я читала подробные описания из “Маленького дома в прериях” (1941), например школьного платья одной из героинь “юбка-четырехклинка из коричневого кашемира” и “фартук в коричневую и голубую клетку”, все эти “оборчатые шлейфы” или “воланы” — действовали как успокаивающая колыбельная, закрытая одежда, которая, казалось, могла защитить тебя от чего-то опасного, в которое твое тело медленно, но верно превращалось.
Держать взрывоопасную чувственную силу при себе может также пониматься как знак силы. По словам 32-летней Аминату Соу — диджитал-стратега и соосновательницы популярного подкаста “Call Your Girlfriend”, “если бы женщинам было позволено одеваться для себя, мы все носили бы маамы (гавайская национальная одежда) и восточные халаты”. Соу, которая воспитывалась мусульманкой в Гвинее и Нигерии, прежде чем переехала в Европу и затем в США, имеет в виду фактор комфорта (“все, что выглядит как мешок — это мой вариант”), но также и чувство внутренней уверенности, которую придают такие силуэты, уверенности, которую она впервые заметила среди женщин западной Африки, среди которых она выросла. “Это часть моего культурного наследия… Я не нуждаюсь в том, чтобы демонстрировать свои плечи или спину, я знаю, что то, что внутри меня, важнее”, — говорит она. “Я глубоко не согласна с женщинами, которые считают, что ходить голыми — это раскрепощение. Извините, но это нравится слишком многим, чтобы это считалось раскрепощением”. Вместо этого, она приводит в пример Мери-Кейт и Эшли Олсен, которые, начав как актрисы и стрит-стайл знаменитости, а позже как дизайнеры в the Row, подняли мешковатую “одежду бродяги” на уровень шикарной. “Это действительно резало глаз, мужчинам это не нравилось”, — вспоминает Соу — “Но в этом было что-то отталкивающее и в то же время освобождающее. Это были девушки, которых действительно не волновало, кто и как должен быть одет, это было отрицание тела”.
Быть женщиной в этом мире все еще непростое дело во всех смыслах. И женщина, которая не подчеркивает свое тело, отказываясь разыгрывать этот конвенциональный козырь, – загадка. Пару лет назад я шла по Манхеттену и заметила писательницу Шейлу Хети, переходящую дорогу. Была поздняя осень, и Хети была одета в буклированное пальто длиной до колена, длинную юбку, удобные ботинки на шнурка, все в разных оттенках серого и коричневого. Для стороннего наблюдателя она, скорее всего, выглядела немного как бродяга или неряха. Однако было в ней что-то неуловимое, что вызывало зависть. Вот она — волосы в хвосте, несет книгу, размахивая ей, совершенно не замечая, что вокруг. Она казалась полностью на своем месте — и полностью самой собой — в своем основательно прикрытом теле.
Источник: Modest Dressing, as a Virtue // New York Times, 11 Nov 2017.
Заглавное фото — Alice Gao for Kinfolk
Присоединяйтесь к нам в соцсетях и читайте Make Your Style, где удобнее: в Telegram, Facebook, Вконтакте и Instagram.
